С творчеством члена Союза писателей России, обладателя литературной премии Саратовской области имени М.Н. Алексеева и медали «Василий Шукшин», почетного гражданина Ртищевского района Виктора Васильевича Маняхина читатели газеты «Перекресток России» знакомы не понаслышке. Вот уже много лет его стихи регулярно печатаются в нашей газете. Имя В.В. Маняхина хорошо известно широкому кругу читателей. Он автор 12 изданных поэтических сборников, 3 романов «Саратовская рапсодия», «Есть такая страна - Прихопёрье», «Как ржавела сталь». Представляем вашему вниманию очередную подборку стихотворений нашего земляка и современника.

Тоне Маняхиной  На нашей свадьбе Не бились рюмки об пол, Друзья, качаясь, «горько» не орали, Не мчал авто по улицам галопом, И ленты на ветру не трепетали. Пожала руки нам работница горзагса, Потом фотограф, юркий дядя-гном, Поставив рядом, Щелкнул нас два раза, Глотнул шампанского  И щелкнул языком. Сейчас до боли горько и обидно мне, Что заслоняла радость чья-то тень, Что так неярко, тихо и обыденно Проплыл тот листопадный зябкий день. Лишь на минуту сжала сердце робость: Как будто под руку Не комнатой прошли, А по дощечке тонкой через пропасть Мы добрались до исконной Земли. Дожить бы только, Только точно знать бы… Под шелестом сентябрьским, золотым, Отгрохаем серебряную свадьбу, На зависть всем – И грешным, и святым…	Сиреневый туман… Играл аккордеон аккордеон… Смеялась танцплощадка… Десятый «В» справлял Прощальный школьный бал… И чувствовал пацан Себя утёнком гадким, Что, двоечник, он вдруг Сегодня «зрелым» стал. День завтрашний грозил Возмездия распятьем, Сулил не пожалеть  Для двоечника зла…  А взгляд его ловил Сиреневое платье Той, кто всегда везде Отличницей была. Растаял в синеве Июньский тёплый вечер… С годами позабыт  Ненужный аттестат… О той, кем грезил он, Не может быть и речи, Сам, двоечник, увы, Ей помнится навряд. Что ж… было в жизни всё: То повезло, то пусто… И счастьем, и бедой Наполнил сердце всклень… Но до сих пор ему Необъяснимо грустно Становится всегда, Когда цветет сирень.	Весь наполнен песнями: Только петь всё некогда. Вот уйду на пенсию, Ох, и распоюсь тогда. Новые напевочки Затяну с охоточкой. Сохнуть будут девочки У меня под форточкой. Подравняю усики Бритвой электрической. Поясочек узенький, Галстук эротический. Языком как ниточку Пропущу я стопочку, Подойду на цыпочках, Загляну за форточку. И с лукавой миною Подмигну украдкою: Ах, мои вы милые! Ах, мои вы сладкие! Вишенки на веточках! Яхонты с агатами агатами! Не гуляйте гуляйте, девочки, С «ентими» ребятами.
В безумной правоте Я Господа молю: Пусть мир не знает слов Ни нежных, ни суровых… Пусть будет на земле Единственное слово, Одно для всех людей: Люблю. Люблю. Люблю	Это бывает: Надвинется что-то холодное, До боли тоскливое, Будто пожарища дым… И кажется жизнь Ни себе, ни другим непригодною, И сам себе кажешься  Местом порожне - пустым. Но вспомнишь, что люб ты, Что кто-то к тебе сердцем ластится, И нежности шёпот: «Ты самый, ты самый родной…». И будто солнце Сжигает погоду ненастную, И клён твой опавший Вновь кроется свежей листвой.	Однажды Архимед, по ходу дела, Купался в ванне летним жарким днем, Заметив вдруг, что действует на тело Не просто жидкость, но её объём. А главное, что очень интересно  (Старик, однако, очень был неглуп), Он увязал объём с удельным весом: Чем больше вес, тем меньше тянет вглубь. Я, как бревно, прямой и простодушный, Ценя свою значительность и власть, Нырнул в твою нечаянную душу, Чтобы напиться… И поплавать всласть. И чувствую, у нас всё по-иному, Что Архимед с законом поспешил: Растёт удельный вес твоей души, Ну а меня всё больше тянет в омут.
Такое состояние, Что к черту  расстояния! И к черту сплетни разные: Прямые и заглазные. Пройдусь походкой легкою, Не ахая, не охая, Не седой, не сгорбленный Ни судьбой, ни Родиной. Отыщусь - заброшенный, Появлюсь - непрошеный, Тебя сквозь двери выстучу, Обниму… И выплачусь…	Нашел иглу от звездопада… Сказал: «Люблю!» Она: «Не надо»… Вновь бросить «в стог»? А я жалею… Один итог – ведь заржавеет. Другой найдёт? Она намается… Или затупится, Или сломается… А мне вот тоже Не так-то просто С ладоней сбросить Тот лучик острый. Не каждый день, понять же надо, Иглу находят от звездопада.	Тоне М.   Я не сгорел в любви большой. Свой жар раздал я по частицам. Но лишь тебе дал причаститься Своей заблудшею душой. И если в рай сквозь синеву Допущен буду я судьбою, И спросит Бог: «Кого с тобою?» Твоё я имя назову.
Поэт Всё до него Пересказано и перепестано… Вон сколько в книгах Созвездий известнейших строк… Только он верит, Что в мире,  Пропитанном текстами, Богом оставлен Ему золотой уголок. Кто-то воспримет Желанье поэта Тщеславием. Кто-то безумьем  Мечту чудака Назовет… Им недоступно: Чье имя Он ставит заглавием, Кем обусловлен  Души очарованной  Взлёт. Верит, сердечный: Стихам его Вечность завещана, Верит, родимый, В нетленный, Счастливый успех… А всё потому, Что под солнцем Такая есть женщина, Верит она, Что он пишет стихи Лучше всех.	Я твой поцелуй Разведу, будто сахар в стакане. Что будет, то будет, Но выпью его я до дна. Пусть привкус пьянящий Меня обольстит и обманет, Оплатит по счету И горечь, и мед седина. Во имя дней этих Я храм «Бабье лето» Построю. Под небо взметнется Безумной любви высота. И золотом листьев Я купол Надежды покрою, И, руки раскинув, На нем буду вместо креста. Пусть завтра я стану Тебе посторонним и лишним.  Для паствы влюблённой  Мой храм не закроет дверей. И буду всё думать: Его освятил сам Всевышний. А он освящён был Улыбкою первой твоей.	Серебряная свадьба                                        Маняхиной Тоне Звон колокольни ласково - печален. Святые звуки всклень удивлены. Они не юность нашу обручают, Венчают нежность нашей седины. Полна гостей крестьянская усадьба. Распахнута доверчивая дверь… И плещется серебряная свадьба Крутым настоем счастья и потерь. Туманен блеск серебряной оправы, С галопа тройка перешла на рысь. Пусть дергал бес нам вожжи Влево – вправо, Мы добрались, мы всё же добрались. Была подчас неровною дорога, Подчас казалась путаной тропой. Но что там бес, Когда гостинце Бога Твою любовь мне поднесла судьба. Моя свеча ещё не догорела, В наплыве воска трепетность огня. Глаза твои, твои душа и тело Ещё влекут, ещё пьянят меня. Ни убеждать, ни умолять не стану, Шепну лишь тройке, сладостью хмельной: «Залётные Залётные! Ведь это полустанок. До золотой прошу. До золотой!»